Геннадий Прашкевич - Земля навылет[litres]
И пояснил: «Адам и Ева не любили друг друга».
Я промолчал. Когда командиром Модуля становится тайный террорист, проблемы действительно запутываются. Но при чем тут отношения Адама и Евы?
«Думаешь, это можно исправить?»
«Всё можно исправить, кроме Большого Взрыва… — философски заметил Черный Ганс. — Воспользуйся «кротовыми норами», поговори со стармехом Бековичем. — (Я вздрогнул, но Черный Ганс этого не заметил.) — Не могу сказать, зачем на целые часы запирается стармех Бекович в туалете, но видел бы ты, как счастливо лоснится его лицо, когда он выходит из туалета! Смело прыгай в «кротовую нору», отправляйся в прошлое и влюби в себя Еву! Эдем — это недалеко, если хорошенько в себе покопаться. Ветхому Адаму не потянуть против тебя, ты ведь уже бросил на Земле девушку. — (Я вздрогнул.) — Начни с прямых атеистических утверждений. Ничто так не действует на молодых женщин, как нападки на Бога. Big Bang — вот твой шанс! Убеди Еву в том, что она — единственная, а все другие — просто дуры. К тому же их ещё даже нет. Припугни её: рано или поздно они появятся! Убеди Еву в том, что Адам, может, и способен придумать что-нибудь вроде примитивной канализации, но информатика или квантовая механика ему не по рогам. Без подсказок Змея он бы и с Евы не сорвал фигового листка. Заставь первую девушку Вселенной восхищаться звездами. Вздерни её голову к звездам! Пусть история человечества начнется с любви!»
«Что ты знаешь о любви, Серебристый Фриц?»
Черный Ганс расцвел, как полночное северное сияние.
«Пред тем как властный Юлий пал… Властный Юлий… Могилы обходились без жильцов… — Что-то в нём не схватывалось. — А мертвецы невнятицу мололи… В огне комет кровавилась роса, на солнце пятна появлялись…»
У меня голова разболелась от его бормотаний.
И слова Бековича мучили меня. Я не мог им верить.
Капитан Стеклов и Железный Драйден. Благородного вида господин Беппе и жестокий террорист. Мой отец, командовавший чудом техники — Модулем, и человек, требовавший запрета всех Проектов, связанных с Чужими.
«Обязанность осиротевших близких блюсти печаль, но утверждаться в ней с закоренелым рвеньем — нечестиво…»
Черный Ганс прервал бормотание:
«Поговори с амейсенбёром».
«Ты о докторе Голдовски?»
«А кто еще похож на упитанного муравьеда?»
Ну да, печень муравьеда… «Мы тут за одним охотимся»…
Совсем не обязательно неизвестному человеку по имени Беппе быть моим отцом, даже если у него внешность благородная. Черный Ганс очень к месту припомнил историю о террористе, который забыл наклеить почтовые марки на пакет, однажды отправленный амейсенбёру. В пакете находился чудовищной силы взрывчатый порошок и язвительная карикатура (это выяснили позже): доктор Голдовски с напрочь оторванным длинным и любопытным носом. Проект «Узза» навязан извне, значит, он направлен против человечества. В конце концов, Адам тоже не столько уговорил Еву, сколько воспользовался ее неопытностью. Чужие — они не из Тогучина. Они подрывают нашу экономику, сами оставаясь недоступными, значит, бей их пособников!
К счастью для доктора Джона Голдовски, почтовая служба задержала пакет.
Черный Ганс затрясся от удовольствия. У него было припасено много таких историй.
Однажды в Тунисе на дальнем пастбище наткнулись на мертвое тело, рассказал он. «С мышами это никак не связано». Секретные службы сразу опознали погибшего, ведь они гонялись за ним добрый десяток лет, он входил в число самых близких помощников Железного Драйдена. Рядом с погибшим валялась разряженная винтовка. Возможно, одна из овец случайно наступила на курок.
«Ты не забыл о вызове к ксенопсихологу?»
Я кивнул. Черный Ганс опять затрясся от удовольствия.
«Гламурная кисо планирует на посадочную площадку, — включил он всю свою праздничную иллюминацию. — Гламурная кисо планирует на посадочную площадку в стильном, но архаичном «замбо», держащемся, если честно, только на немецкой обязательности. Ремонтники смотрят на такие машины с подозрением. «Замбо» свистит, скрежещет, его трясет, он не держит нужной дистанции, но на законный вопрос: «Что случилось? Где? Когда? На какой скорости?» — гламурная кисо только надувает пухлые губки. Красота — страшная сила. Она спасет мир, но погубит человечество».
Земная летающая машина ксенопсихолога Вероники тоже, наверное, благоухала нежной жимолостью и была полна всяких кавяйных няшечек, но готов держать пари — масла в ней было только на кончик щупа, шарниры клацали, провода искрили, колодки скребли железом по железу, иначе Черный Ганс так бы не наслаждался. «Страшись, сестра! Офелия, страшись! — тянул он свои мантры. — Остерегайся, как чумы, влеченья, на выстрел от взаимности беги. Уже и то нескромно, если месяц на девушку засмотрится в окно, оклеветать нетрудно добродетель…»
роВ пять пятнадцать я спустился на нижнюю палубу.
Коридоры грузового отсека мрачными арками уходили вдаль.
Говорили, что отсутствие господина У помешало экипажу эффективно освоить все пространства «Уззы». Но мало ли о чем говорили на борту «Уззы».
Ксенопсихолог Вероника ожидала меня на нижней палубе.
«Где-то здесь хранятся бусы и стеклярус для туземцев».
Обычно такие шутки проходят на ура, но ксенопсихолог даже не оглянулась.
Так же решительно она отвергла мои попытки воспользоваться скоростным лифтом.
«Говорят, только Черный Ганс знает эти закоулки. Ну, может, еще ремонтные ублюдки Бековича, — попытался я завязать разговор, но ксенопсихолога мои взгляды на тайны корабля тоже не заинтересовали. Без нее я бы сразу заблудился в бесчисленных переходах. Все эти титановые колонны, клинкетные двери, раздвижные мостики; казалось, их теневая сторона покрыта сизым налетом какого-то грибка (может, виртуального).
«Черный Ганс редко говорит об этих этажах».
Ксенопсихолог и на этот раз не обернулась. Тогда я окончательно предал Черного Ганса. «Он чокнутый, — твердо сказал я. — Он цитирует «Гамлета», чтобы подчеркнуть уровень моего незнания. Он играет в шахматы с рыжим Конрадом, чтобы намекнуть на его интеллектуальный уровень».
Обычно в таких случаях спрашивают: а каков этот уровень?
Но ксенопсихолог Вероника не спросила. Я видел её плечи, обтянутые зеленой мягкой тканью комбинезона. Видел бедра, обтянутые той же тканью. Каждое её движение волновало меня, вызывало тысячи ассоциаций. И вызывало совсем уж непонятную тревогу: зачем она меня вызвала? Отчитает, как только что сделал капитан Поляков? Спросит, чем я развлекаюсь, оставаясь наедине, и как оказался на борту «Уззы»? Кажется, тут все помешаны на бегстве. Всю жизнь мы бегаем друг от друга. Человечество со дня творения пущено по кругу. Железный Драйден бегает от силовых структур, господин У — от Железного Драйдена. А потом выясняется, что Железный Драйден на самом деле возглавляет Модуль, а господин У напротив — не собирается ступать на построенный им корабль. Да, стармех Бекович знал, как заронить в меня сомнения. В конце концов, захват Лаваля действительно мог быть спровоцирован, чтобы на борт «Уззы» попал еще один террорист…
